Всё утро послушник наблюдал, как учёные братья сновали взад-вперед, высаживая семена случайных чисел, строя ограждающие прямоугольники и оборачивая проволочные основы даже самых маленьких моделей так, чтобы их пиксели цвели только в нужных местах. Таким образом создавались сочные сцены всех цветов и оттенков, чтобы угодить вкусам Императорского Двора.
Когда наступил полдень, желудок послушника стал урчать. Так как ему требовалось сопровождение в соответствующие помещения храма, послушник подошёл к опрятному на вид юноше своего возраста, устанавливающему искусственные источники света над рощей небольших деревьев квадрантов. Одежда юноши была из грубой и прочной ткани, но, как свидетельство строгости его обязанностей, некогда сочные цвета были сильно затёрты, оба колена были покрыты би-квадратными заплатками, а правая манжета показывала признаки сглаживания.
"Десять тысяч извинений", - сказал послушник, чувствуя себя виноватым из-за своего безделья, - "но это несчастное тело будет мучить меня, пока я не накормлю его порцией риса. Где твой учитель, которого я мог бы попросить или с которым я мог бы обменяться?"
"В своих палатах, куда я очень скоро отправлюсь, чтобы принести ему его порцию", - сказал юноша. - "Пойдем со мной. Когда я достану её, я наполню и твою собственную чашу, так как в это время года наши запасники всегда полны".
Послушник принял щедрую порцию риса и последовал за юношей по тёмной спиральной лестнице, которая только и вела в помещения храма. "Она построена таким образом", - объяснил юноша, - "чтобы сбивать с толку бродячие фотоны".
"Это потому, что блики - наш вечный враг", - сказал юноша, открывая дверь в палаты своего учителя. - "Хотя есть и большие опасности, как сказал бы мой учитель, если бы был здесь".
Озадаченный послушник вошёл вслед за юношей. Высокая комната без окон освещалась только рассеянным свечением монитора на одиноком столе. Изображение на широком мониторе не было видно под этим углом, но остекленевший неподвижный взгляд пускающего слюни старика заставил волосы послушника встать дыбом, как если бы кожа его головы велела каждому фолликулу изобразить вектор нормали.
Юноша медленно поставил чашу перед своим учителем и попятился, стараясь не смотреть на экран.
"Он пропал", - объяснил юноша горько. - "Видишь ли, давным давно он придумал гениальный алгоритм отображения любой части фрактала Мандельброта в мгновение ока"...
"Я слышал о такой форме", - прервал послушник, не в силах оторвать взгляд от выражения лица учителя. - "Только слухи... что пугающее уравнение настолько мало, что может быть начертано на моём мизинце, но описывает фрактальную сферу бесконечной сложности".
"Не просто сферу", - продолжил юноша. - "Целый мир; мир червоточин, скрытый в законах теории чисел. Пронизанный пещерами внутри пещер внутри пещер, на стенах которых зияют расселины, трещины и щели. Выбери любой закрученный туннель, такой гладкий как нравится, и, если увеличить его достаточно сильно, можно обнаружить, что поверхность извивается и пузырится, как превращающаяся в жижу гнилая плоть, как сталагмиты покрытые грибами. Грибы на грибах на грибах настолько крошечных, что и не представить, пока они не исчезнут в своих асимптотах, извергая с другой стороны споры, каждая из которых является собственным миром червоточин таким же бесконечно сложным, как и его прародитель, но слишком сильно отличающимся от него"...
"Мой учитель только начал исследовать эту форму, когда по какой-то случайности он слишком сильно увеличил один наноскопический узел, одну случайную спору среди миллиарда спор, и обнаружил образ, как он сам утверждал, очень сильно приближенный к нашему собственному миру. Да! Математические горы располагались там же, где и наши горы, иглы выступов были похожи на папоротники и ели. Всё такого же бледного янтарного оттенка, как виртуальные объекты, парящие над моделируемой береговой линией с мельчайшими частицами янтарного песка, которую готовы разбить янтарные волны зернистости, но никогда так не делающие. Ибо это трёхмерный мир и за отсутствием четвёртого измерения ничего не движется, даже люди. Да, люди! Монохроматические статуи странной формы и со странными лицами, но похожие на человека вплоть до волос ресниц, а поры в их ноздрях были подобны пещерам внутри пещер"...
"Но в своей спешке проникнуть в глубины этого мира, мой учитель нажал налево, а не направо. Его курсор дёрнулся в сторону и решающие координаты потерялись навсегда. Мне рассказали, что его вопль страдания можно было услышать на окрестных холмах. Каждый монах храма бросился в эту келью, чтобы узнать, что за большая катастрофа произошла. Такова история его открытия".
"Остальные учителя насмехались над ним, называли его лжецом или сумасшедшим. Даже монахи нижнего уровня избегали его. Поэтому он решил очистить свое имя, снова отыскав те роковые координаты".
"Дни превратились в недели, в месяцы, в года, а теперь посмотрите, кем он стал: узник единой сферы, вечно идущий в никуда в плену у собственной одержимости. Возможно, некоторое время он полагал, что наткнулся на какую-то Великую Правду Вселенной, вычислимое соотношение мира плоти и одной из картин. Сейчас я не могу и представить, по каким местам он бродит и почему. И я не хотел бы поддаться какому-то неотразимому обаянию и разделить его участь. Говорится, что если предупреждён, то значит вооружён, но для меня... Я боюсь за собственный разум. Когда реальность сталкивается с воображением, то результат этого всегда сложный".
Послушник двинулся вперёд, собираясь взглянуть на экран, но юноша остановил его.
"Возьми рис и покинь это проклятое место", - сказал юноша. - "И расскажи в своём храме, что рендер-ферма провинции Фонг не лучше, чем маковое поле, где мы каждый день сеем погибель нашего народа".
"Я не понимаю", - сказал послушник.
"Император любит неназываемые развлечения - трепет сражения среди звезд, просмотр нескромных лиц, занимающихся развратной деятельностью. И мы доставляем в его личные покои шесть миллионов пикселей шестнадцати миллионов цветов по шестьдесят кадров в секунду. Но не завидуй ему, а бойся того дня, когда мы с тобой сможем воспользоваться такой свободой. И хотя мы создали целую вечность чудес, никому из нас не дана вечность, чтобы изучить их. Как драгоценно время и как пуст, в конечном счёте, любой мир, кроме нашего собственного" .
Original: The Prison of Infinite Pleasures